Иван Охлобыстин. Записки упрямого человека. Быль. — М.: АСТ, 2019. — 384 с.

В предисловии к своей автобиографической книге знаменитый актер, сценарист, писатель и священник, сделавший временный перерыв в служении, честно предупреждает о том, что у него «нет задачи шокировать». Впрочем, это у него не особенно выходит. На самом деле, получается все с точностью наоборот. Хотя поначалу кажется, ну кого может шокировать очередной рассказ об очередном советском детстве, лихой молодости и не менее буйной зрелости. Ан нет, и в детстве, и в юности нашего героя все было как раз «внеочередным», нестандартным, необычным. Даже мечты, в которых годовая «пятерка» по физике лишь у немногих в те времена заменялась на гэдээровских резиновых индейцев и фотку подмигивающей японки, у автора-героя были намного ярче. При этом сразу же вспоминаются позднейшие личные претензии многих из нас, мол, были же люди — и в кино, и в литературе, а теперь сплошные управдомы да рыцари печального образа, дарящие свои подвиги родному заводу и детскому дому. А где же настоящие писатели, не супермены, умеющие петь, стрелять и управлять самолетом одновременно, а хотя бы отважные покорители не Сибири, но Марокко, галантные соблазнители, мастера стилоса, стилета и черного пояса?

Кажется, теперь это все у нас уже есть, ведь герой «Записок упрямого человека» Ивана Охлобыстина, даже собирая голенастым третьеклассником смородину в огороде у бабушки, включал в обязательный список дальнейших планов на жизнь много чего фантастического для тех бровастых времен начала 1970-х.

«Мое младенческое воображение рисовало ослепительные картины великосветских вечеров и пленяющую истому пляжных будней, — вспоминает он, — лакричный привкус на губах от абсента, за мгновение до этого выпитого случайно встреченной на балу длинноногой креолкой; плотоядную ярость гоночного болида, с отчаянным стоном вспарывающего знойную дымку над пустынной автострадой; белый шелк, волнами ниспадающий с загорелых девичьих плеч на прохладные плиты запущенного зимнего сада; неоновое зарево над берегом вдали, наблюдаемое с капитанского мостика трехпалубной яхты, купленной в придачу к острову в Тихом океане; сладкие опиумные сны (с собственным свежеотпечатанным романом на коленях) в глубоком кресле под книжными стеллажами в огромной библиотеке; сдержанный полупоклон под восторженный рев толпы на церемонии прижизненного открытия бронзового памятника на площади в исторической части города».

На меньшее, как увидим дальше, наш великий комбинатор был не согласен, да и будущие поклонники, все его абреки и кунаки, вряд ли простили бы ему более мелкий бассейн кефира с отсутствием экспорт-кофе и слуги китайца. Как бы там ни было, но из таких феерических воспоминаний о жизни в советском небытии и складывается картина эпохи. Далекое и близкое ретро, не правда, но быль, как говорили герои Довлатова, и как уточняет автор в названии книги.

По ней, честно говоря, можно сверять личные координаты геройства в ту эпоху и узнавать нечто большее, чем ужасы и кошмары звездной жизни героев из официальных сводок. Например, многие могут сказать, что «обычно все происходит так, как я наметил», о чем, в свою очередь, упоминает герой книги? Наверное, нет, и отчего так бывает, нам тут же объяснят, задолго до того, как мы вспомним об энергии коллективного эгрегора. «Нужно относиться серьезнее к своим желаниям, они, по милости Божией, всегда сбываются, — напоминают нам. — Сбываются у всех, и по достижении Высших Сфер образуют невообразимый хаос, будучи не скоординированными между собой».

А не скоординированы они, добавим, у людей, желающих тур вальса с королевой Англии, ну или полет на Марс, а у большинства, которое этот самый эгрегор «коллективно» подпитывают своими желаниями, как раз «корзина печенья да бочка варенья» в жизни все же случаются довольно часто.

Но это так, мысли вслух — о том, о чем все, как правило, молчат. Охлобыстин не молчит. И даже не безмолвствует, как весь народ, а планирует свою жизнь, словно партию на бильярде, «в окружении сизоносых членов Союза кинематографистов, пребывающих в непрерывном обсуждении, почему Михалков один деньги украл». И поскольку с деторождением было покончено (пятеро, все-таки, опрысков), русское кино, как известно, пребывало в местах неудобопроизносимых, то окунуться пришлось в пучину телевизионных страстей (все помнят доктора-негодяя в 60-серийных «Интернах», начало образу которого, кстати, было положено в «Четырех историях» Киры Муратовой). После чего наш герой «начал обмениваться улыбками с каждым пятым прохожим, отвечать на приветствия каждого двадцатого встречного и подписывать не менее трех-четырех военных билетов, паспортов, удостоверений личности и просто случайных бумажек».

А вообще, конечно, рассказать герою книги есть о чем, кроме судейства с кумом турнира по каратэ в Тамбове. Здесь и героический папа 1905 года рождения, женившийся на 19-летней маме, и друзья детства, с которыми клялся создать Империю будущего, и армейская служба, словно в фильме «ДМБ», и быт советского миллиардера, похмеляющегося темным пивом «Портер» в беседке за павильоном «Рыболовство» на ВДНХ, и еще много чего интересного, авантюрного, феерического и, безусловно, полезного для понимания истории момента, когда нужно знать, «что нужно говорить швейцару «Мартинеза», когда заходишь в отель со стороны набережной Круазет в три часа ночи в одних плавках, с окровавленной лыжной палкой в одной руке и початой бутылкой «Джека Дэниелса» в другой».

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>